Как лучше всего сохранять природу? В то время как на бытовом уровне экоактивистам всё кажется очевидным, в мировой науке регулярно выходят статьи, которые предлагают противоречивые взгляды на то, должны ли природоохранные кампании быть сосредоточены на отдельных видах или важно сохранять в первую очередь экосистемы.
Сложность решения экологических проблем во многом объясняется их комплексным характером, недостаточным количеством первичных данных и сравнительно малой изученностью природных процессов как таковых. Вместе с тем есть устойчивое заблуждение, что мы, люди 21-го столетия, знаем практически всё о том, как устроен мир и тех, кто его населяет. Это не так.
Сохранение биоразнообразия заключается не в поиске мест без людей, а в сохранении биоразнообразных ландшафтов, которые сформировались людьми и поддерживаются ими Ecocosm
Наука вообще, и в особенности экология, очень молода. Она всё ещё учится задавать точные вопросы и не претендует на истину в последней инстанции, она предлагает гипотезы. Многие из них помогают находить эффективные решения, некоторые оказываются нейтральными, но случается и так, что какие-то из них вредят.
Должен ли человек заботиться о природе?
Учитывая количество уже разрушенных сред обитания, добытых ресурсов и произведённых отходов, которые меняют облик планеты прямо сейчас, очевидно, должен. Но правда в том, что никто не знает, какая стратегия охраны наиболее эффективна.
Должно ли сохранение природы быть связано только с защитой флаговых видов, или только с поддержанием устойчивости экосистем, или, может, с заботой о конкретных ландшафтах — будь то долина Серенгети, тропические леса бассейна реки Конго или бескрайние тундры Сибири и Канады? Ниже мы рассмотрели три недавно опубликованные научные публикации с очень разными ответами на этот вопрос.
Равнина Серенгети в Восточной Африке — одна из величайших среди «диких земель» мира, изобилующая львами, леопардами и мигрирующими антилопами гну. Но действительно ли цела и нетронута рукой человека эта экосистема? Или она, как утверждают многие исследователи, ландшафт, созданный поколениями пастухов масаи?
Вопрос о том, какие из диких земель мира действительно нетронуты человеком, давно беспокоит экологов. По разным оценкам, количество «нетронутой» дикой природы на поверхности планеты за пределами Антарктиды составляет от 20 до 40 процентов. Но Эндрю Пламтре, который возглавляет Секретариат ключевых областей биоразнообразия в Кембридже (Англия), говорит, что это ложное предположение, поскольку оно основано на спутниковых оценках антропогенного воздействия, в которых мало внимания уделяется тому, какие виды обитают внизу.
Мы недостаточно заботимся о видах
В статье, опубликованной в журнале Frontiers in Forests and Global Change, Пламтре устанавливает новую, более высокую «планку неприкосновенности». Для определения которой, требуется не только нетронутая среда обитания, но и присутствие всех видов, известных из исторических записей, которые встречались там, в количестве, «достаточно многочисленном, чтобы играть свою экологическую роль». По его оценке, 43 процента земель имеют нетронутую среду обитания. Это выше, чем оценки других специалистов, но, если принять во внимание второе условие (утрату видов), доля нетронутых земель резко падает и опускается до 2,9 процентов.
Пламтре и его международная группа соавторов учитывают в основном крупных млекопитающих, таких как гориллы, шимпанзе, лесные слоны, ягуары, буйволы, медведи и орангутаны. За точку отсчёта они взяли 1500 год н.э., когда европейцы появились в Америке.
По словам Пламтре, многие внешне нетронутые экосистемы не следует считать истинно нетронутыми, потому что в них больше нет ключевых видов крупных млекопитающих (часто из-за охоты). Это важно, поскольку потеря таких видов коренным образом меняет работу их экосистем. Например, исчезновение слонов и других крупных травоядных значительно уменьшает круговорот питательных веществ и распространение семян, а потеря хищников, таких как львы или волки, приводит к избытку травоядных, в ущерб поедаемой ими растительности.
В отдельном комментарии Пламтре называет некоторые из областей, которые всё ещё соответствуют его строгой мере неприкосновенности. К ним относятся национальный парк Нуабале-Ндоки в тропических лесах Республики Конго; мозайка лесов, фьордов, озёр и водно-болотных угодий, составляющих острова национального парка Кавескар в Патагонии на юге Чили; и неогороженные пастбища Серенгети, богатые мегафауной. «Это очень редкие и особые места, которые следует сохранить», — говорит он.
Его диагноз звучит удручающе. Тем более, что только 11 процентов этих нетронутых экосистем находятся на охраняемых государствами территориях. Но есть и хорошая новость. По мнению Пламтре, мы можем восстановить «нетронутые экосистемы» до 20 процентов, повторно интродуцировав пять видов в определённых районах, и это можно сделать в рамках Десятилетия ООН по восстановлению экосистем. Его инициатива предполагает возвращение лесных слонов в Конго и возвращение буйволов, жирафов и зебр на африканские пастбища, где ранее на них охотились.
Программа Десятилетия была согласована на Генеральной Ассамблее ООН в 2019 году и продлится до 2030 года. До сих пор она была сосредоточена на восстановлении мест обитания, но, по мнению Пламтре, должна сделать гораздо больший акцент на восстановлении отдельных видов.
«Мы слишком заботимся о видах»
Фокус Пламтре на видах резко контрастирует с опубликованной тремя днями позже в журнале Science статьей Фернандо Бланко из Института эволюции и науки о биоразнообразии им. Лейбница в Берлине. В ней он и группа испанских и немецких соавторов утверждают, что «мы слишком заботимся о видах». Учёные отмечают, что какими бы популярными ни были «культовые виды», они преходящи. Для людей, заинтересованных в защите природы, должно иметь значение сохранение её устойчивости, которая заключается в разнообразии экосистем, сохраняющихся на протяжении миллионов лет.
«Действия, направленные на сохранение экосистемы, имеют более продолжительный эффект, чем действия, направленные на защиту отдельных видов», — говорит соавтор Хуан Канталапьедра из Университета Алкалы.
Учёные основывают свои доводы на доказательствах из недавно собранных и обширных записей окаменелостей крупных млекопитающих, которые жили в течение последних 21 миллиона лет на Пиренейском полуострове в Испании и Португалии. Они определили 396 видов млекопитающих, живших там в течение этого периода, и классифицировали всех в соответствии с их рационом питания, размером тела и способом передвижения, чтобы сделать вывод о роли каждого вида в своей экосистеме.
Бланко и его коллеги обнаружили, что вымирания были частым делом. Средняя продолжительность жизни вида была чуть меньше миллиона лет. Однако сами экосистемы сохранялись гораздо дольше. Даже высыхание Средиземного моря и повторяющиеся ледниковые периоды последних 2 миллионов лет не смогли изменить экологическое равновесие. Каждая итерация видов выполняла практически ту же работу, что и их предшественники. Поэтому, заключают авторы статьи, усилия по их спасению имеют ограниченную ценность, в сравнении с заботой о защите экосистем и устойчивости природы в целом.
«За последние 20 миллионов лет только два изменения окружающей среды существенно повлияли на эту экологическую структуру», — говорит соавтор Мануэль Эрнандес Фернандес из Мадридского университета Комплутенсе. Эти изменения на Пиренейском полуострове произошли 14 и 9 миллионов лет назад, и оба были связаны с изменением климата, когда во всём мире изменился режим выпадения осадков. По мере того, как на полуострове становилось суше, любители кустарников и деревьев уступали место обитателям пастбищ. Но то, какие именно это были виды, не имело никакого значения для самих экосистем.
Вывод, основанный на ископаемых свидетельствах, придаёт вес противоречивому исследованию, проведённому в 2019 году, которое обнаружило постоянное перемешивание видов в современных экосистемах, где новые виды заменяют другие и выполняют аналогичную работу. Исследование, охватившее 50 000 мест по всему миру, показало, что каждое десятилетие 28 процентов видов (это много) меняются ареалами. Обнаружено также, что подобное «взбалтывание» происходит как в нетронутых экосистемах, так и в тех, которые явно нарушены деятельностью человека.
А что насчёт людей?
Эти две статьи предлагают очень разные взгляды на то, что означает экологическая неприкосновенность и что должны сохранять защитники природы. Но оба рассматривают в основном экосистемы «без людей». По мнению географа Эрл Эллис из Мэрилендского университета округа Балтимор в статье для PNAS, написанной в соавторстве с археологами, экологами и географами из 10 институтов других стран, это большая ошибка. Они утверждают, что «археологические данные требуют новых подходов к сохранению биоразнообразия».
Их исследование, опубликованное через неделю после двух предыдущих, анализирует экосистемы и биоразнообразие за последние 12 000 лет, начиная с конца последнего ледникового периода. В нём утверждается, что популярное предположение — в том числе в репортажах о статье Пламтра — о том, что большая часть мировых экосистем была почти нетронутой ещё 500 лет назад, является заблуждением.
Пламтре говорит в своей статье, что из-за влияния человека состав видов изменился раньше, но объясняет, что выбрал 1500 г. н.э., потому что это отправная точка для оценки вымирания видов, используемая в Красном списке исчезающих видов МСОП. Но по словам Эллис, «даже 12 000 лет назад почти 3/4 суши уже были заселены, использовались и преобразовывались людьми». Районы, нетронутые человеком, тогда были почти так же редки, как и сегодня.
«Охотники-собиратели, ранние земледельцы и скотоводы превратили дикие земли в человеческие биомы» посредством сжигания, сменной обработки почвы, охоты и приручения животных, — говорит он. Зачастую они не разрушали экосистемы, а наоборот усложняли их, увеличивая количество видов растений, распространяя их семена и улучшая почвы за счёт закапывания органических отходов.
Сегодняшняя проблема заключается не «в использовании человеком как таковом», — говорит соавтор Николь Бойвин из Института истории человечества им. Макса Планка в Йене. «Проблема заключается в том, какое землепользование мы наблюдаем сегодня в промышленно развитых обществах», когда монокультурные плантации занимают места бывших лесов и пастбищ.
Эллис указывает, что большинство территорий, которые Пламтре определяет как нетронутые, «на самом деле имеют тысячелетнюю историю землепользования». Но тогда влияние землепользования на экосистемы было иным. Исследование обнаруживает «тесную корреляцию между районами с высоким биоразнообразием [сегодня] и районами, долгое время занятыми коренным населением».
Эллис указывает на то, что этот факт часто игнорируется современными защитниками природы, которые исходят из предположения, что районы, заслуживающие защиты, — это нетронутые места, на которые не должна ступать нога человека. Но правда заключается в том, что нетронутых мест не осталось, и многие экосистемы остаются в устойчивом состоянии, благодаря разумной хозяйственной деятельности человека.
По словам Бойвин, вместо того, чтобы пытаться вернуть землю в недостижимое первозданное состояние, усилия по сохранению природы могли бы стать эффективнее за счёт расширения прав коренных обществ и поддержки устойчивого управления экосистемами на местном уровне.
Безусловно, такой взгляд подливает масла в огонь природоохранной дискуссии. Поскольку, например одна из нетронутых охраняемых экосистем, выделенных Пламтре, Национальный парк Нуабале-Ндоки в Республике Конго, была создана в 1990-х годах путём изгнания нескольких тысяч «пигмеев» баяка, которые жили там на протяжении многих поколений. Другая «нетронутая» охраняемая территория, Серенгети, стала свидетелем массовых изгнаний масаи, которые взращивали её веками.
Вместо заключения
Эти три статьи дают очень непохожие представления об экологической неприкосновенности и лучшем способе сохранения природы. Они исходят из разных подходов: любви к видам ради них самих; желания поддерживать системы, которые в конечном итоге поддерживают жизнь; и более ориентированного на человека взгляда.
Но есть и точки соприкосновения. Например, Пламтре в своей статье признаёт, что многие районы, которые он назвал «экологически нетронутыми», «совпадают с территориями, управляемыми коренными народами, которые сыграли жизненно важную роль в поддержании их экологической целостности». Его определение нетронутости может во многом основываться на выборе исходной точки в 1500 г. н. э., когда культурные ландшафты, которые определяет Эллис, уже были сформированы.
В то время Амазонка уже была на пике человеческой оккупации, засажена экономически ценными деревьями и покрыта искусственными почвами. Лесные слоны жили в изобилии с местными племенами в Центральной Африке и исчезли только тогда, когда европейские колонизаторы пришли сюда за слоновой костью. А Серенгети долгое время делили пастухи масаи и самая харизматичная мегафауна Африки.
«Естественная история — это история человечества», — говорит Эллис. «Сохранение биоразнообразия заключается не в поиске мест без людей, а в сохранении биоразнообразных культурных ландшафтов, которые сформировались людьми и поддерживаются ими».
Ecocosm
об экологии, ответственных путешествиях
и влиянии человека на природу
канал